– Отец говорит, что ты слишком много работаешь. Книга готова?

– Фактически да. Кое-что еще надо углубить, кое-что подправить. Но я был занят другим. Открой конверт.

Зилла повиновалась:

– Деньги, и… Мэтт, что это?

– Билет. Корабль отплывает в Южную Америку через четыре дня. Ты должна быть на нем.

– Но, Мэттью, я не могу допустить, чтобы ты…

– Я заработал эти деньги писательским трудом. И могу делать с ними все, что захочу. Ты нужна Брану, Зилла. Ты должна ехать. Ты перетянешь чашу весов.

– Какую чашу весов?

– Должен продлиться род Мадога – не Гвидира…

– Я не понимаю. Ты покраснел. Ты не…

– Я не болен. Это часть книги… Ты любишь Брана?

– Всем сердцем.

– Достаточно, чтобы покинуть Мадрун без отцовского благословения и втайне?

Зилла прижала конверт к груди.

– Ты поедешь? – спросил он ее.

– Поеду.

Она взяла холодную руку Мэттью и прижалась к ней щекой.

– Все будет хорошо, – пообещал он. – «Будешь ли переходить через воды, Я с тобою, – через реки ли, они не потопят тебя; пойдешь ли через огонь, не обожжешься и пламя не опалит тебя»[6]. Ибо огонь разгорается, разгорается…

Он никогда больше не увидит ее. Ему не выдержать боли расставания.

Доктор Лаукай ворвался в Мерионет, словно буря. Мэттью слышал его крики: «Где она взяла деньги?! Как она купила билет?!»

Мэттью улыбнулся, мимолетно порадовавшись, что доктор Лаукай считает его беспомощным калекой и даже не предполагает, что все это устроил он, Мэттью.

Когда доктор зашел в кабинет послушать сердце Мэттью, он уже немного успокоился и хотя бы больше не кричал.

– Ты, небось, доволен?

– Зилла с Браном любят друг друга, – тихо ответил Мэттью. – И то, что они будут вместе, – это правильно. А вы всегда так интересовались своим валлийским наследием и этим поселением, что постепенно ваше отношение изменится. Вы можете навестить их…

– Легко сказать! А моя практика?

– Вы много лет не брали отпуск. Неужели вы не заслужили нескольких недель отдыха?

Доктор Лаукай бегло осмотрел его и сказал:

– Когда потеплеет, тебе станет получше.

Лето медлило.

Мэттью отправил книгу издателю. Боль в спине усиливалась с каждым днем, а сердце лихорадочно колотилось. Во снах он был с Браном, ожидающим приезда Зиллы. Он был с Гвен, все еще обиженной, но уже смеющейся шуткам Рича, откликающейся на его верную любовь и отзывчивость. И в то же время ее все еще интриговал Геддер с его свирепой внешностью и глазами, скрывающими тайну, совсем не похожими на ясные и искренние глаза Рича. Она знала, что Рич любит ее, но чуждость Геддера ее зачаровывала.

Гвен играла и с Ричем и с Геддером, и это грозило бедой – так сказал Мэттью тот мальчишка на камне, прежде чем он глубже провалился в сон.

Геддер и Бран. Стоящие на утесе и глядящие вниз, на дома поселка. Геддер настаивает, чтобы Бран женился на Зиллье и разрешил Гвен выйти замуж за него – чтобы обеспечить будущее.

– Чье будущее? – спросил Бран.

Геддер оценивающе взглянул на процветающее поселение:

– Наше.

А Зиллье приходила и с обожанием смотрела на Брана, Зиллье, такая похожая и такая непохожая на Зиллу.

Подожди, брат! Дождись Зиллу! Не доверяй Геддеру…

Мэттью резко пробудился, потому что ему принесли ужин. Он съел несколько кусочков, отодвинул поднос и снова провалился в сон.

Он ощущал веспуджийскую жару, согревающую его продрогшие кости.

Бран, если бы я только мог приехать с Зиллой!..

Снова Геддер. Геддер на своем излюбленном месте на краю утеса, глядящий вниз на поселение – поселение, которое он хочет сделать своим.

Кто-то с ним. Не Бран. Рич.

Ссора. Ссора за Гвен, за поселение. Ссора на краю скалы.

Опасность.

Мэттью, не открывая глаз, беспокойно зашевелился на диване. Мальчик был там, этот ребенок из другого времени, и тормошил его: «Мэттью, ты должен помочь Ричу. Пожалуйста!..»

Когда-то, давным-давно, мужчины не ссорились так, когда утренние звезды пели вместе и дети кричали от радости…

Но настал диссонанс.

Мадог и Гвидир сошлись в схватке.

Геддер и Рич.

Рич, берегись! У Геддера нож!

Рич увидел, увидел вовремя, перехватил руку с ножом, выкрутил, и нож упал. Геддер потянулся за ним, рыча от гнева, потянулся за ножом, потерял равновесие и упал – упал следом за ножом с утеса, упал, упал…

Зиллье закричала и никак не могла остановиться.

Мэттью ждал нового письма от Брана, но его не было до тех самых пор, пока кусты сирени не покрылись цветами.

Дражайший мой брат!

Зилла здесь, наконец-то она здесь, но сердце мое добралось до поселения в час смятения и скорби. Гвен плачет и никак не может перестать. Зиллье больше не льет слезы, но глаза ее полны боли. Геддер мертв. Его убил Рич – непреднамеренно. Геддер затеял ссору и выхватил нож. Рич отнял у него нож, а Геддер, кинувшись за ним, потерял равновесие, упал со скалы и расшибся насмерть. Это был несчастный случай. Рича никто не винит, даже Зиллье. Но Рич решил, что не может оставаться здесь с нами, раз на его руках кровь.

Прекратится ли это когда-нибудь – когда брат идет на брата? Геддер желал власти, и я не могу сожалеть о его смерти – лишь о его жизни, с ее непомерным вожделением и гордыней. Почему Гвен плачет? Боюсь, она и сама не знает. «Я тоскую по дому, – твердит она. – Я хочу домой». И поэтому Рич повезет ее домой. А что будет дальше – кто знает?

Гвидир сражался с Мадогом и проиграл, и битва продолжилась через Геддера. Брат против брата.

И корабль, доставивший Зиллу, унес Гвен и Рича в Северную Америку, к ландышам и сирени, к Мерионету и магазину, и папа наконец получит себе партнера, и магазин будет принадлежать Мэддоку и Лаукаю.

О Зилла, моя Зилла!

Приступ кашля выдернул Мэттью из сна, оторвав его от Веспуджии, от Брана и Зиллы.

– Гвен… – с трудом выдохнул он, – Рич… Не могу ждать, простите…